Е.М. Смирнова

АПТЕЧНОЕ ДЕЛО В ЯРОСЛАВСКОЙ ГУБЕРНИИ (XVIII – середина XIX вв.)

Начало «аптечной эры» в России относится к времени реформ Петра I. Указами 1701 г. запрещалась торговля лекарствами в зелейных лавках и разрешалась частная фармацевтическая деятельность. Кроме того, предписывалось открыть восемь «вольных» (частных) аптек в Москве. Указ 1721 г. узаконил открытие вольных аптек во всех городах России.  Пожелавшие начать свое дело аптекари получали бесплатно участок земли, жалованную грамоту на право передачи своего заведения по наследству и позволение свободно выписывать из-за границы необходимые материалы. В отличие от других торговых предприятий вольные аптеки пользо­вались государственным гербом на вывеске и упаковках, а аптекари освобождались от налогов и воинской повинности.

В 1739 г., при Анне Иоанновне, Кабинет министров удовлетво­рил просьбу Медицинской канцелярии, возглавлявшей медицинское дело в империи, предоставить вла­дельцам аптек дополнительные привилегии. Была установлена аптечная монополия (отменена в 1784 г.): производство и продажа лекарств разрешались только в аптеках, для учреждения новой аптеки требовалось согласие владельца уже существующей. Власти полагали, что привилегии будут стимулировать частную инициативу и «больше охотников для учреждения аптек сыщется»[1].  

Екатерина II передала руководство «медицинской частью» в руки Медицинской коллегии, созданной 1763 г. Среди задач, поставленных перед новым центральным учреждением, было развитие аптечного дела: подготовка аптекарей, наведение порядка в арсенале лекарственных средств, производстве и продаже медикаментов. В 1768 г. в именном указе императрица обратила внимание президента коллегии А.И. Черкасова на отсутствие аптек в губерниях[2].

Медицинская коллегия издала первые отечественные фармакопеи, приняла Аптекарский устав в 1789 г. и разработала таксу на лекарства. Эти документы регламентировали деятельность аптек. Положения Аптекарского устава определяли обязан­ности управляющего аптекой, правила изготовления, хра­нения и отпуска лекарств, в том числе ядовитых. Устав требовал, чтобы аптека управлялась дипломированным аптекарем (провизором), лекарства составлялись по «Российской фармакопее» и в соответствии с рецептом, а рецепты принимались только за подписью лекарей, которые имели разрешение на медицинскую практику в России (с 1807 г. аптеки обеспечивались ежегодно обновляемыми списками врачей). Аптекарям запрещалось прописывать лекарства и лечить больных. Устав содержал требования санитарного и этического характера: «Аптекарь, яко добрый гражданин... повинен быть искусен, честен, совестен, благоразумен, трезв, прилежен, во всякое время присутствен...»[3]. В первой печатной аптекарской таксе фиксировались цены на 1 684 наименования лекарственных средств. Отдельная глава, «Таха laborum», определяла стоимость изготовления лекарств и других технологических операций (разделение порошков и прочих).

Таким образом, в течение XVIII в. постепенно оформилась нормативно-правовая база аптечного дела. Наряду с казенными аптеками стали появляться вольные – не только в столичных городах, но и в провинции.

В 1739 г. аптекарь Гильдебрандт Гендрихсон Дуроп,  служивший ранее в Главной Санкт-Петербургской аптеке, поселился в Ярославле и  подал в Медицинскую канцелярию прошение. Он писал: «...Я нижайшее намерение возымел во оном городе быть аптекарем и аптеку завесть, и содержать на своем коште... ежели довольной продажи медикаментов не будет, то опасение имею, чтоб оного кошту лишиться»^[4]. Поэтому Дуроп просил предоставить ему привилегии – исключительное право на продажу лекарств и сохранение жалованья, которое он получал от ратуши «в благодарение» за помощь жителям города «добрым советом и раздачей медикаментов»^[5]. Должность городового врача, введенная в 1737 г.  для «знатных городов» империи, в Ярославле оставалась еще вакантной. Медицинская канцелярия поддержала полезное начинание и своим указом от 30 апреля 1740 г. разрешила открыть аптеку[6]. Дуропу предоставлялись  исключительные права на продажу лекарств: «Никому другому аптеки в том городе заводить и будущим в том городе впредь докторам и лекарям мимо твоей (Г. Дуропа. – Е.С .) аптеки медикаментов брать позволено не было». Указ предусматривал дополнительные льготы: «свободную» (бесплатную) квартиру и жалованье в течение трех лет – 12 руб. в месяц «от города».

Аптека Дуропа стала первым медицинским учреждением в Ярославском крае и одной из первых в российской провинции. Эта аптека, носящая неофициальное название «казанской» (расположена вблизи Казанского монастыря), работает и поныне.

После смерти Г.Г. Дуропа в 1769 г. аптека перешла в руки его вдовы, а затем, в 1784 г., – сына, Кристиана Дуропа. Новый владелец не имел фармацевтического образования, поэтому нанимал управляющих – дипломированных провизоров. Так, в 1806 г. он заключил контракт с Карлом Шмидтом сроком на один год. По контракту провизор становился материально ответственным лицом и обязывался выполнять положения Аптекарского устава «без малейшего упущения». Детально оговаривались условия содержания аптеки, приготовления и отпуска лекарств, а также ежедневная сдача выручки. Плата Шмидту назначалась по тем временам высокая  – 600 руб. в год (жалованье уездного врача составляло 250–300 руб.) и «сверх того пользоваться вместе со мною (К. Дуропом. – Е.С. ) столом, чаем, кофе». Под жилье провизору и его помощнику выделялась комната при аптеке[7].

Вторую в Ярославле вольную аптеку завел городской врач штаб-лекарь Петр Гове. В 1798 г. К. Дуроп купил у наследника Гове аптеку за 2 900 руб. «со всеми медицинскими инструментами и вещами» и объединил обе аптеки. В 1807 г. заведение перешло в собственность Максима Геслинга за 9 тыс. руб. ассигнациями[8].

В первой половине XIX в. фармацевтический рынок в Ярославской губернии постепенно развивался. К концу 1825 г. насчитывалось уже 7 «партикулярных» (вольных, частных) аптек: в Ростове, Рыбинске, Угличе, Романове-Борисоглебске и три в губернском городе. В 1840-е гг. открылись аптеки в остальных пяти уездных городах, в 1861 г. – вторая аптека в Рыбинске[9].

В 1823 г. в «Табели по Ярославской губернии о Медицинских чинах и Аптекарских чиновниках» упомянута казенная аптека при Доме призрения ближнего (ведомство Приказа общественного призрения). Сообщалось, что аптека «отдана в содержание» в 1815 г. аптекарю Руммелю, а в 1820 г. – аптекарю Геслингу[10]. В дальнейшем аптека как самостоятельное учреждение не упоминается. Других сведений о наличии казенных аптек не обнаружено.

Аптеки неоднократно переходили из рук в руки. Собственники – как правило, дипломированные  фармацевты, они же и управляющие – были из иностранцев. Специалист с русской фамилией среди фармацевтов впервые появился в Ярославской губернии в 1844 г.: владелец аптеки в Мологе нанял провизора Шорникова[11].

В 1797 г. руководство «медицинской частью» в губерниях, в том числе и фармацевтической деятельностью, было возложено на губернские врачебные управы. В интересах владельцев аптек Ярославская губернская врачебная управа сдерживала расширение аптечной сети. И сами аптекари, со своей стороны, стремились держать ситуацию под контролем. В 1806 г. в Министерство внутренних дел, в ведение которого перешли дела упраздненной Медицинской коллегии, поступила жалоба на чиновников Ярославской губернской врачебной управы: те обвинялись в оказании содействия городовому лекарю, который собирался открыть свою аптеку в Ярославле[12]. Показательны условия контракта о продаже провизором Мейером аптеки в Романове-Борисоглебске (1833 г.): Мейер обязывался не заводить других аптек на территории губернии[13]. Позднее все же аптека Мейера появилась в Пошехонье.

Аптекарский устав 1836 г. вводил норму, согласно которой для открытия новых аптек требовалось согласие владельцев уже существующих^[14]. Следовательно, восстанавливался режим аптечной монополии, что повлияло и на ситуацию в Ярославской губернии. Так, в 1863 г. Ярославская губернская врачебная управа отказала в выдаче разрешения на учреждение четвертой аптеки в Ярославле из-за протеста провизоров Цаулиха, Бишофа и Шнейдера, содержателей имевшихся в городе аптек[15].

Чтобы открыть вольную аптеку, требовался значительный капитал, которым далеко не всегда располагали дипломированные «фармацевтики». Поэтому заводить аптеки разрешалось всем желающим, однако с тем непременным условием, чтобы управляли ими аптекари или провизоры, то есть лица, имевшие право на самостоятельную фармацевтическую деятельность. В 1847 г. МВД определило сумму, наличие которой соискатель должен документально подтвердить, чтобы получить разрешение на открытие аптеки: от 1500 руб. (в уездном городе) до 3000 руб. (в губернском)^[16].

Процедура открытия частной аптеки была довольно сложной. Соискатель подавал прошение в МВД. К прошению прилагались документы, подтверждающие наличие капитала и квалификацию будущего управляющего. Кроме того, требовалось «мнение» губернской врачебной управы о необходимости нового заведения, заключение о готовности  аптеки к работе и виза губернатора. Документы проходили экспертизу в Медицинском совете МВД, после чего Министерство выдавало разрешение, а врачебная управа, в свою очередь, снабжала владельца соответствующим «видом». Через такую процедуру прошел в 1824–1825 гг. Штегман, пожелавший завести аптеку  в Угличе. Врачебная управа согласилась на «устроение аптеки» и поручила ее освидетельствовать уездному врачу. Лекарь доносил в управу: «Оная аптека тщательно мною осмотрена и найдена в совершенной исправности во всех частях входящих в состав оной». И заключал: можно «дозволить продажу медикаментов»[17].  

В XVIII–XIX вв. большинство лекарственных препаратов изготавливалось самими аптеками в специально оборудованных лабораториях: галеновые препараты (получают путем специальной обработки растительного и животного сырья), эфирные масла, ароматные воды, соли и т.д. Аптеки самостоятельно заготавливали местное лекарственное сырье. Для сушки и хранения лекарственных материалов необходимы были специальные помещения: материальная комната, сушильня (чердак), подвал, ледник. Уездные аптеки не располагали возможностями для осуществления сложных технологических процессов, часть лекарств закупалась в крупных аптеках в готовом виде. 

Отечественное производство не обеспечивало аптеки  лекарственными средствами  в достаточном количестве и необходимом ассортименте. В первой половине XIX в., по данным МВД, около 150 наименований лекарственных материалов (для больных военного и гражданского ведомств) выписывалось из-за границы^[18]. В Россию импортировались тропические растения, экзотические смолы, камфара, бура, квасцы, сера, лечебные вина и т.д. С развитием фармацевтического производства в Европе российские аптекари стали завозить сложные органические  лекарственные препараты (алкалоиды, гликозиды).

О соотношении заграничных и отечественных материалов в закупках аптек Ярославской губернии в стоимостном выражении можно судить по отчетам Геслинга. В 1825 г. аптекарь выписал материалов из-за границы на сумму 3561 руб. 80 коп. Отечественное сырье  и аптекарская посуда обошлись Геслингу в 1798 руб. 80 коп.[19] Расходы на заграничные материалы, таким образом, вдвое превышали расходы на отечественные. В таком же соотношении они приобретались и другими аптеками[20].

Губернская врачебная управа проводила ежегодные ревизии аптек. Первая ревизия единственной тогда в Ярославле аптеки К. Дуропа была поручена в 1800 г. членам врачебной управы – «оператору» (хирургу) и акушеру – с предписанием, чтобы они «в точности взошли в рассмотрение, как медикаментов, материалов, посуды... и все ли в чистоте и доброте имеется... также состоит ли в оной аптеке столько запасу, сообразуясь с здешним расходом, и на сколько времени, при том вникнуть в рецептные книги, по какой цене отпускаются лекарства... по окончании осмотра, что найдено будет, по справедливости объявить»[21]. После ревизии аптеки в журнале врачебной управы появилась запись: «Найдено в оной аптекарских материалов довольно и оные свежи, лекарства составляются по чистой совести; посуда в хорошей исправности, чистота и опрятность также сохраняются, и недостатку ни в чем не примечено. Что касается до цены, на отпускаемые лекарства взимаемой, то оная по дороговизне припасов против того времени, как сделана такса, то есть в 1789 года сентября 20 дня, возвышена, однако с дозволения Государственной Медицинской Коллегии...»[22]

Аптекарю дозволялось делать надбавки «за здешние материалы» по 20 %, за иностранные – по 30 % . В 1808 г. аптеки получили разрешение повысить цены на лекарства еще на 35 %: подорожали заграничные материалы[23].

Врачебная управа следила за тем, чтобы аптека управлялась «экзаменованным» провизором или аптекарем, проверяла подлинность и доброкачественность лекарственного сырья и препаратов, правильность приготовления лекарств и соответствие цены установленной таксе. Под особым контролем находились хранение и отпуск ядовитых и сильнодействующих веществ, а также соблюдение запрета на продажу лекарств вне аптек. Ревизор проверял «снуровую» (или «шнуровую») книгу, то есть прошитую, заверенную печатью врачебной управы, куда в обязательном порядке записывались рецепты врачей.

В ходе ревизии обращалось внимание на устройство аптеки, наличие необходимого оборудования и посуды, санитарное состояние, квалификацию и деловые качества персонала. Ревизоры не имели специального фармацевтического образования, поэтому проверки в значительной степени носили формальный характер.

Журнал врачебной управы, зафиксировавший результаты ревизии трех ярославских аптек в 1832 г., дает представление об этих заведениях: «Аптеки снабжены разного рода медицинскими материалами и запасами свежими, неподложными и действительными» в количестве, «удовлетворительном на всякого рода требование медиков для здешнего города. Опрятность и порядок в рецептурной и материальных комнатах, устройство сушилен, подвалов и лабораторий, равно как полнота сих последних необходимыми снарядами найдены... в отменно лучшем виде... Для правильного приготовления лекарственных веществ в каждой аптеке имеются нужные фармакопеи и другие книги... Ядовитые вещества хранятся особенно, под непосредственным надзором самих управляющих. В отпуске их везде соблюдается строгая осторожность. Снуровые книги рецептурные ведутся по установленной форме исправно... Оценка делается по узаконенной таксе. Ручная продажа во всех трех аптеках хотя и бывает, но не иных веществ, как токмо совершенно безвредных»[24].

В отчете по результатам ревизии аптеки провизора Натта в 1850 г. ревизор отметил: «Управляющий аптекой и ученик его по должности своей исправны»[25].

Обнаруживались при ревизиях и различные нарушения. Так, в 1806 г. ревизоры обнаружили в ярославской аптеке испорченные слабительные средства и грязную посуду. При освидетельствовании провизор Шмидт «грубыми словами оскорбил штаб-лекаря Мостовецкого», члена комиссии. Об эпизоде доложили в губернское правление, которое постановило через полицию доставить Шмидта в управу и объявить строгий выговор, чтобы он «был в должном врачебной управе послушании и повиновении». Свое поведение провизор объяснил «незнанием будто бы совершенно российского диалекта», что не соответствовало действительности[26].

Проверка ростовской аптеки провизора Шнейдера в 1834 г. выявила подлог: на некоторых рецептах «означена цена... велика и вовсе несообразна с таксою, на других подпись не того медика... почти все рецепты имеют двойную таксировку... из коих первая замарана или выскоблена». Управа сделала содержателю письменное «строжайшее замечание»[27].

В 1836 г. ревизия отметила «недостаток самых необходимых лекарств» и «медленность в отпуске их» в пошехонской аптеке Мейера Врачебная управа приказала провизору пополнить запасы медикаментов, приискать помощника и вскоре закрыла аптеку до ликвидации всех «неисправностей»[28].

Основным показателем деятельности аптек считалось количество рецептов, принятых к производству. В 1842 г. 9 аптек Ярославской губернии выполнили заказы по 39493 рецептам. Наибольшее количество рецептов пришлось на Ярославль – 19273 (три аптеки) и Рыбинск (одна аптека) – 11066[29].  В 1850 г. ярославские аптеки приняли только 20968 рецептов, рыбинская – 2 308, а все 12 аптек губернии – 35086 рецептов[30]. В 1864 г. спрос на лекарства  в Ярославле увеличился вдвое – 41 338 рецептов, но две рыбинские аптеки не дотянули до уровня 1842 г. –  9 547 рецептов[31].

Доходы ярославских аптекарей не известны. Данные общероссийской статистики (на 1848 г.) позволяют подсчитать, что прибыль составляла 16–20 %, то есть, в среднем, 10 коп. на рецепт[32]. Можно допустить, что такой же была прибыль и ярославских «фармацевтиков». МВД категорически утверждало: «Вольных аптекарей, разбогатевших от фармацевтического дела, у нас решительно нет»[33]. Во всяком случае, провизоры далеко не всегда располагали возможностями нанять помощника. В 1825 г. гезели (помощники аптекаря, от нем. Geselle – подмастерье) имелись только в аптеках губернского города. Аптекарских учеников не было вовсе. В уездных городах весь персонал состоял из провизора и работника.

Аптеки Ярославской губернии были мелкими заведениями и занимали небольшие помещения. В 1831 г. губернская врачебная управа так характеризовала местные аптеки: «Содержатели оных весьма много пекутся о должном порядке и торгуют лекарствами, не отступая от предписанных им правил, но как их торговля весьма ограниченна, то они и не могут иметь всегда в готовности многих запасов материалов и препаратов. Их можно некоторым образом сравнить с мелочными торговцами, для которых оптовая продажа производится столичными аптеками, откуда большая часть из оных выписывает годичную или полугодичную пропорцию готовых медикаментов и разных препаратов врачебных»[34].

Вольные аптеки отпускали медикаменты лечебным учреждениям и частным лицам, обслуживали состоятельных жителей не только своего города и уезда, но и соседних населенных пунктов и местностей, пока сеть аптек не охватила всю губернию. Неимущие могли рассчитывать на благотворительность. В ярославской аптеке Натта, как выяснила врачебная управа, «для бедного класса людей медикаменты отпускаются с значительной уступкой против установленной таксы, а иногда и даром»[35]. Нередко и врачи «пользовали» собственными лекарствами «бедных людей без воздаяния»[36].

Лечебные учреждения Ярославской губернии обеспечивались лекарствами из различных источников. Павел I в 1798 г. подписал указ о бесплатном отпуске медикаментов для лазаретов из казенных и вольных аптек по утвержденному каталогу[37]. Ярославские лазареты получали медикаменты из Московской главной аптеки. Обращаться в «партикулярную» аптеку разрешалось только в случае отсутствия казенных лекарств. Губернская врачебная управа тщательно проверяла обоснованность таких закупок и после ревизии счетов, предъявленных аптекарем, давала распоряжение об их оплате из средств казны. Если управа приходила к заключению, что лекарства приобретены незаконно, счета не оплачивались. Поэтому нередко возникали конфликтные ситуации. Так, дело о выплате провизору Пепке (аптека К. Дуропа) 1345 руб. 54 коп. за лекарства, приобретенные в 1790–1797 гг., рассматривалось Медицинской коллегией. Только в 1800 г. Коллегия приняла решение удовлетворить требования фармацевта, но не деньгами, а лекарствами и аптечными материалами[38].

В 1800 г. городовой врач Любима штаб-лекарь И. Шиллин заказал в вольной аптеке для арестантов медикаменты, которые не разрешалось приобретать за казенный счет. Эти лекарства, по мнению врачебной управы, предназначались «более для иностранных врачей и партикулярных людей за их деньги»^[39], а на лечение «колодников» казна отпускала 3 коп. серебром в день^[40].

Серьезные замечания были сделаны ярославскому городовому врачу в 1817 г.: «Лекарства штаб-лекарем Ноздровским прописаны слишком дорогие... понапрасну исходит лишняя сумма на посуду», ее нужно беречь, «дабы при новом выписывании лекарств употребить старую»[41].

Для ярославской городской (градской) больницы частные аптеки предоставляли скидку: 18 % (в 1840-е гг.), что давало экономию до 2 000 руб. в год[42].

В целях экономии «домашние лекарства» (воск, смола, льняное масло, уксус, хлебный спирт, коровье масло, свиное сало и т.п.) лекари закупали на месте. На эти цели в их распоряжении (под контролем городской думы) оставлялись «медикаментные деньги» – однопроцентные вычеты из жалованья военных и гражданских служащих. Ассигнования на медикаменты были невелики. В 1802 г., например, они составляли по 5 руб. 16 коп. для больниц уездных городов и 20 руб. – для ярославской больницы. Расходы по губернии составили лишь 22 руб. 10 коп., причем половина этой суммы приходилась на Ярославль[43].

Типична ведомость расходов на лекарственные материалы для городских «штатных команд» (воинских, полицейской, арестантской и прочих), лечившихся на казенный счет. За январскую треть 1802 г. городовой лекарь закупил: вино горячее (1 ведро) – 4 руб., ветошка (перевязочный материал) – 70 коп., мыло (1 фунт) – 14 коп., масло деревянное (низший сорт оливкового, ½ фунта) – 20 коп., масло льняное (1 фунт) – 12 коп., яйца (15 шт.) – 12 коп., гусиное сало – 10 коп., холст (3 аршина – 2,13 м) – 36 коп., уксус (1 штоф – 1,23 л) – 4 коп., мед (1 фунт) – 16 коп., толока (2 кувшина) – 10 коп., калачи – 10 коп., ячные крупы – 10 коп. Общие затраты составили 6 руб. 24 коп.[44]

Больных «пользовали» простейшими средствами, применяемыми в народной медицине. Не лукавил попечитель богоугодных заведений Артемий Филиппович Земляника из гоголевского «Ревизора», когда говорил: «Насчет врачевания мы с Христианом Ивановичем (Уездным лекарем. – Е.С. ) взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, – лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет!»

На больницы возлагалась обязанность заготавливать для своих нужд лекарственное сырье и разводить «ботанические огороды». В лечебницах, не располагавших достаточными площадями, в обязательном порядке небольшое помещение отводилось под аптеку, где не только хранились материалы и препараты, но и готовились лекарства. При этом аптека нередко служила и жилищем лекарскому ученику, который отвечал за сохранность медикаментов. В Романово-Борисоглебской лечебнице, например, по словам инспектора врачебной управы, комната «так мала, что едва вмещает один шкаф с лекарственными материалами, в ней почти совсем нельзя приготовлять лекарств»^[45]. Фармацевт – из соображений экономии – в уездных и даже губернской (до 1851 г.) больницах не полагался. Лекарства готовили врачи или под их руководством – лекарские ученики. Инспектор врачебной управы, обследовавший больницу в Угличе в 1827 г., с удовлетворением отмечал, что лекарь Ложников, «исправляющий с усердием и деятельностью свою должность, иждивением города закупил разные простые материалы в составе медикаментов и завел многие аптекарские посуды, и орудия, и печку с плитою для приготовления декоктов (отваров) и других лекарственных препаратов»^[46].

В 1844 г. Ярославская губернская врачебная управа пыталась настаивать на найме аптекарского служащего в рыбинскую больницу для судорабочих (бурлаков). В рапорте губернатору управа напомнила, что,  согласно предписанию Хозяйственного департамента МВД, для приготовления лекарств необходимо «устроить особую аптеку» и иметь, «по крайней мере, сведущего аптекарского ученика и работника»[47]. Решение губернатора генерал-майора И.А. Баратынского было жестким: для «сокращения градских расходов» (лечение бурлаков оплачивалось городской думой) в вольной аптеке заказывать только такие лекарства, «которые не могут быть составлены в самой больнице», в остальных случаях покупать лекарственное сырье и «приготовлять лекарства через фельдшеров под наблюдением врача, не учреждая при больнице особой аптеки и не определяя фармацевта»[48].

Долгое время не имела собственного фармацевта и ярославская городская (градская) больница (находилась на содержании и состояла в ведении Приказа общественного призрения), крупное, по масштабам XIX в., лечебное учреждение на 150 коек. Провизор появился в штате больницы лишь в конце 1850-х гг.^[49] 

В 50-х – начале 60-х гг. XIX в. в волости, населенные казенными крестьянами и находившиеся под управлением Министерства государственных имуществ, назначались фельдшера. Они оказывали сельчанам бесплатное «врачебное пособие». Там же открывались небольшие сельские аптеки, безденежно снабжавшие крестьян простыми медикаментами, которые готовились на месте^[50]. Естественно, эти аптеки обходились без специалистов-фармацевтов.

Согласно отчету врачебной управы за 1863 г., в губернии было устроено 14 сельских аптек в ярославском, ростовском, пошехонском и угличском уездах, 5 – на благотворительные средства и 9 – на средства губернской Палаты государственных имуществ, которая  выделила на каждую аптеку по 60 руб. серебром (260 руб. ассигнациями). Медицинскую помощь, в том числе и лекарственную, получили 2234 человек[51].

В целом, в XVIII – первая половина XIX вв. аптечное дело и фармацевтический рынок в Ярославском крае развивались медленно. К 1862 г., согласно отчету врачебной управы, в губернии работали 13 частных аптек: три – в Ярославле, две – в Рыбинске и по одной в остальных уездных городах (сведения о сельских аптеках в отчет не  включены). Казенных аптек не имелось. Число занятых в фармации составило 44 человека, включая 15 провизоров[52]. Это количество аптек было явно недостаточно для губернии с миллионным населением. Крестьяне практически были лишены лекарственной помощи. С другой стороны, ограниченность спроса на медикаменты тормозила развитие аптечного дела.

Причины этого крылись в хозяйственной и куль­турной отсталости российской провинции, неразвитости системы лечебных учреждений, отсутствии у населения привычки прибегать к профессиональной медицинской помощи, в том числе и медикаментозной. Сыграло негативную роль недоверчивое отношение крестьян к неправославным: фармацевты – за  редким исключением (да и немалое число лекарей) – имели иностранное происхождение, принадлежали к иным конфессиям. Наконец, лечебные учреждения не могли позволить себе закупать большие объемы лекарственных препаратов в частных аптеках из-за скудости финансовых средств, что, в конечном счете, определялось политикой правительства в сфере здравоохранения. Так что состояние аптечного дела в Ярославской губернии в XVIII – первой половине XIX вв. отражало общее неудовлетворительное состояние медицинского обслуживания населения в России.

Примечания

---

[1] Государственный архив Ярославской области (ГАЯО). Ф. 582. Оп. 1. Д. 985. Л. 2об.

[2] Полное Собрание Законов Российской империи: Собрание 1-е. СПб., 1830. Т. XVIII.  № 13045.

[3] Оценка лекарствам. При том: Устав Аптекарский. Устав повивальным бабкам. Устав  о должной плате медицинским чинам. СПб., 1789.

[4] РГАДА. Ф. 346. Оп. 1, ч. 1. Кн. 41. Д. 312. Л. 555об.

[5][5] Там же. Л. 563об.–564.

[6] ГАЯО. Ф. 582. Оп. 1. Д. 985. Л. 3–4.

[7] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 110. Л. 1–2.

[8] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 138. Л. 7.

[9] ГАЯО. Ф. 86. Оп.1. Д. 2129. Л. 421об.

[10] РГИА. Ф. 1299. Оп. 12. Д. 359. Л. 4об.–5.

[11] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 692. Л. 347.

[12] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 62. Л. 10–11.

[13] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 517. Л. 84.

[14] Сало В.М. История фармации в России. М., 2007. С. 108.

[15] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 2129. Л. 335; Д. 2242. Л. 29об.–30об.

[16] Сборник циркуляров и инструкций Министерства внутренних дел. Т. 7. СПб., 1858. С. 123.

[17] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 296. Л. 7.

[18] См.: Варадинов Н. История Министерства внутренних дел. СПб., 1862. Ч. 3., кн. 2. С. 328–329.

[19] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 317. Л. 20.

[20] Там же. Л. 20, 28, 30, 33, 36, 37–37об.

[21] ГАЯО. Ф. 86. Оп.1. Д. 10. Л. 201об.–202.

[22] Там же. Л. 204об.

[23] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 145. Л. 36.

[24] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 500. Л. 133об.–134.

[25] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 1151. Л. 158.

[26] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 110. Л. 1–3

[27] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 519. Л. 38.

[28] ГАЯО. Ф. 86. Оп.1. Д. 567. Л. 4.

[29] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 648. Л. 41–49.

[30] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 1154. Л. 18–18об.

[31] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 2363. Л. 342об.–343.

[32] Посчитано по: РГИА. Ф. 1287. Оп. 13. Д. 539. Л. 7об.–8.

[33] Там же. Л. 7об.

[34] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 488. Л. 31.

[35] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 692. Л. 349.

[36] ГАЯО. Ф.86. Оп. 1 Д. 284. Л. 18об.

[37] ГАЯО. Ф. 79. Оп. 13. Д. 33. Л. 172.

[38] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 11. Л. 2–3.

[39] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 10. Л. 220об.

[40] Сборник циркуляров и инструкций Министерства внутренних дел. Т. 7. С. 103.

[41] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 246. Л. 120.

[42] РГИА. Ф. 1287. Оп. 12. Д. 1767. Л. 2об.

[43] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 46. Л. 33, 46.

[44] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 15. Л. 1об.–2.

[45] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 692. Л. 183об.

[46] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 341. Л. 4.

[47] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 692. Л. 95–95об.

[48] Там же. Л. 176.

[49] РГИА. Ф. 1287. Оп. 17. Д. 586. Л. 41об.

[50] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 2362. Л. 398–399об.

[51] Там же. Л. 401.

[52] ГАЯО. Ф. 86. Оп. 1. Д. 2363. Л. 359об.–360.