Е.В.
Акельев
| МОСКОВСКИЕ КАРМАННИКИ: ОРГАНИЗАЦИЯ ПРЕСТУПНЫХ ГРУПП В СЕРЕДИНЕ XVIII в. |
Несмотря
на то, что в последние годы заметно усилился интерес ученых к преступной
субкультуре в России, наши знания о многовековой истории отечественного преступного
мира еще очень поверхностны. Самой насущной задачей видится выявление и
осмысление закономерностей организации преступных групп.
Однако решение этой задачи применительно к XVIII в. (о
более раннем времени и говорить не приходится) затруднено тем, что в Российской
империи еще не сложилась система борьбы с городской преступностью. В итоге в
распоряжении историка имеется большое количество следственных дел о
преступлениях, казалось бы, не связанных между собой. И далеко не всегда
удается выявить связи между преступниками, преступные группы, их традиции.
В этой связи особую ценность представляют документы «дела
Ивана Каина», в январе—феврале 1742 г. расследовавшегося Сыскным приказом. Хотя
это дело не раз привлекало внимание историков [1],
обычно оно использовались лишь для реконструкции биографии известного «сыщика
из воров» И.О. Каина.
Дело началось с повинной Каина 27 декабря 1741 г. в том,
что он «в Москве и в протчих городех во многих прошедших годех мошенничествовал
денно и ночно». В своем доношении он, по сути, дал толкование «мошенничества»:
«будучи в церквах и в разных местах, у господ, и у приказных людей, и у купцов,
и всякого звания у людей из карманов деньги, платки всякие, кошельки, часы,
ножи и протчее вынимывал» [2].
Таким образом, в дискуссии по поводу того, что в XXI
главе Соборного уложения 1649 г. понималось под «мошенничеством», скорее всего,
прав И.Я. Фойницкий, считавший, что оно
означает карманное воровство (от слова «мошна» — карман) [3]. И в анализируемых нами
документах «мошенничеством» называлось главным образом карманное воровство.
Порой, однако, этот слово употреблялось и применительно к кражам вещей в банях,
а также к кражам имущества из повозок [4].
Далее
Каин заявил о своем раскаянии: «Ныне я от оных непорядочных своих поступков,
напамятовав страх Божий и смертный час, все уничтожил». Но раскаяние не являлось
главной целью доношения: «И по сему моему всемерному пред Богом и Вашим
Императорским Величеством [извинению] я от того прегрешения престал, а
товарищи, которых имена значит ниже сего в реестре, не токмо что машенничеют и
ис корманов деньги и протчее вынимают, но уже я уведомился, что и вяще воруют,
и ездят по улицам, и по разным местам, всяких чинов людей грабят и платья и
протчее снимают, которых я желаю ныне искоренить, дабы в Москве оныя мои
товарыщи вышеписанных продерзостей не чинили» [5].
В связи с подготовкой к предстоящим торжествам по случаю коронации
Елизаветы Петровны в Московском Кремле 25 апреля 1742 г. это доношение было
воспринято очень серьезно. И с 29 декабря 1741 по конец января 1742 гг. в
различных местах Москвы «по указыванию» Каина было поймано несколько десятков
преступников. Все они были допрошены, а их расспросные листы впоследствии были
подшиты в дело. Эти уникальные материалы дают некоторое представление о механизме
организации местных преступных групп и их функционирования.
Итак,
«по указыванию» Каина было поймано и приведено в Сыскной приказ 135 человек,
среди которых оказалось 60 карманников. Остальные либо признали себя виновными
в разбое, грабеже, кражах, торговле краденым, укрывательстве, побеге, либо ни в
чем не повинились.
Практически
все «мошенники» на допросах назвали своих сообщников. Однако почти всегда карманник
признавался не в конкретных случаях воровства (тогда-то с такими-то товарищами
украли такую-то вещь у такого-то человека), а в систематическом совершении этого
преступления. Так, 30-летний фабричный Большого суконного двора Афанасий
Андреев по прозвищу «Столяр» показал на допросе: «И тому ныне год он, Столярев,
спознался той же фабрики с суконщиками Михайлой Жужлой, Иваном Куваевым, Иваном
Матылем, Алексеем Васильевым Емелиным и на Каменной мосту, а по праздникам в
крестное хождение, мошенничали и по ныне: в разныя времена вынимали у прохожих
людей ис карманов платки и деньги, а во сколько поймов (Сколько раз. — Е. А. ),
того за множеством сказать не упомнит, и оные платки продавали обще прохожим
людем» [6].
Сопоставление
подобных заявлений с целью выяснить состав группы приводит к путанице,
поскольку в показаниях разных лиц имена сообщников никогда не повторяются. «Столяр»
назвал четырех сообщников: фабричных Михаила Жужлу, Ивана Кувая, Ивана Мотыля и
Алексея Емелина. Однако М. Жужла назвал других членов преступной группы: «И
тому ныне лет пять он, Михайла, стал мошенничать и мошенничал с товарыщи Иваном
Каином, Троицы-Сергиева монастыря крестьянином Савелеем Плохим, Большого
Суконного двора с Иваном Ивановы сыном Куваевым на Каменном мосту и в крестныя
хождении вынимали у разных людей денги и платки…» [7].
В свою очередь, И. Кувай своими сообщниками назвал М. Жужлу, крестьянского сына
Ивана Голого и фабричного Афонасья Столяра. А Иван Голый назвал уже 19 сообщников [8].
Из
расспросных листов выясняется, что почти все «мошенники» были так или иначе связаны
друг с другом. Однако точно установить состав преступных групп они не позволяют.
Лишь изредка встречаются указания на то, что кражи совершались небольшими
группами в составе 2—5 человек. С другой стороны, члены разных групп ночевали в
одних притонах, вместе развлекались и могли на какое-то время объединяться. Например,
для «работы» на крупных ярмарках.
Так,
18-летний крестьянский сын Петр Иванов по прозвищу «Ачка» показал: «Да в
нынешнем 741-м году после десятой пятницы спустя дня з два он, Петр, с
товарищем Козмой Григорьевым сыном Легасом в Успенском соборе у приезжева
человека вынули ис кармана чесы серебреные с цепочкой, и оные часы он, Петр,
продал в серебреном ряду купецкому человеку, а как зовут не знает, только в
лицо знает и лавку ево укажет, ценой за пять рублев, незаведомо» [9].
К. Легас на допросе подтвердил это показание [10].
А
30-летняя солдатская вдова Дарья Семенова по прозвищу «Рябая» показала: «И в
нынешнем 741-м году с Петрова дни стала она, Дарья, мошенничать Журавлевой
фабрики ученика Ивана Лукьянова з женой Акулиной Ларионовой, с салдатской женой
Аграфеной Даниловой, вдовой Настасьей Никоновой дочерью Стрекаловой, с
крестьянской женой Матреной Исаевой и мошенничала и по ныне: ходили по рядам и
на площади (На Красной площади. — Е. А. ), вынимали у разных женщин ис
карманов денги и платки, а во сколко поймов, того за множеством сказать не
упомнит. Да они ж в Панском ряду с прилавка украли шесть платков шелковых
красных, и те платки продали они на площади жонке, а как ее зовут не знает...» [11].
С ее показаниями совпали показания А. Ларионовой [12].
6
января 1742 г., в праздник Крещения Господня, Каин с солдатами «ходил для сыску
воров и мошенников» в Чудов монастырь. Там во время «ранней обедни, в поздний
обеденной благовест, в церкви Алексея Митрополита» [13]
им были пойманы четыре человека, которые «во оном монастыре и в протчих местах
мошенничают». Это были: 65-летний отставной «монетчик Денежного двора» Артемий
Рудаков, 40-летний отставной солдат Василий Вербицкий, 70-летний отставной
солдат Петр Тулубьев и 70-летний Матвей Сухарев. Все они повинились в карманном
воровстве. Так, Вербицкий показал, что «тому ныне з год... стал мошенничать и
ходил в Успенском соборе и в Архангельском и в Чудове монастыре и по празником
в крестное хождение вынимал у господ и у приезжих людей и всякого чина у людей
ис караманов платки шелковые и бумажные, а во сколько поймов, того сказать не
упомнит, и продавал разным прохожим людям» [14].
Причем все четверо во время богослужения «стояли вместе» [15].
Очевидно, они составляли одну группу и собирались вовсе не для молитвы, а для
совершения очередной кражи. Из показаний самих же карманников следует, что
самым удобным моментом был крестный ход.
То
что в храме оказывались лишь четверо именно этих карманников, которые к тому же
«стояли вместе», наводит на предположение: между различными преступными группами
существовала некая договоренность о распределении мест «мошенничества». Ибо
присутствие большого числа карманников в одном замкнутом пространстве было и невыгодно,
и даже опасно для них самих.
24
января 1742 г. на Красной площади Каин поймал двух учащихся Гарнизонной школы —
12-летнего Алексея Аникиева и 11-летнего Степана Кочержникова. Аникиев начал
свое показание с общего заявления: «...И, отходя от той школы, он, Алексей, в
разные дни у проезжих деревенских мужиков вынул четыре ножа, которые продал
мимохожим деревенским мужикам». Но затем малолетний «мошенник» уточнил события
прошедшего дня: «И генваря 24 дня шел он, Алексей, ис показанной школы к
Арбацким воротам к матери своей и, близ тех ворот, ему, Алексею, попался той же
школы школьник Степан Раманов, которого он звал в город для мошенничества — вынимать
у деревенских мужиков ножи. И по тому зову он, Степан, с ним, Алексеем, и пошел
и, пришед близ Спасских ворот, у деревенских мужиков вынули два ножа. И в те
поры увидел их по сему делу явшей доноситель Иван Каинов и, взяв их, привел в
Сыскной приказ» [16].
Кочержников на допросе подтвердил эти показания [17].
Как видно, школьники, несмотря на свой юный возраст, не в первый раз совершили карманную
кражу и в тот день встретились вовсе не случайно.
В
этих случаях обращают на себя внимание на два момента. Во-первых, численность преступных
групп колеблется от 2 до 5 человек. Во-вторых, в основе их организации лежит
некий принцип: группа, состоящая из женщин, специализировалась на обворовывании
женщин же; в храмах действовала группа, состоящую из лиц пожилых мужчин; малолетние
воспитанники Гарнизонной школы образовали свою преступную группу.
О взаимоотношении внутри групп имеются лишь отрывочные данные,
но они свидетельствуют о распределении ролей при совершении преступлений и
разделе добычи. 15-летний школьник Алексей Елахов на допросе признался в том,
что являлся членом группы «мошенников», но в ней, если верить его показаниям,
он выполнял второстепенные функции: «И тому ныне с полгода спознался де он,
Алексей, по сему делу з доносителем Иваном Каином, с школьником Ларионом
Ноговициным, да с салдатским сыном Василием Терковским… и с ними мошенничал: в
Успенском и в Архангельском соборех, и на площади, и под горой (На Васильевском
спуске. — Е. А. ), и в крестныя хожденки, и в празники вынимали у разных
людей платки и денги, а он, Алексей, не вынимывал, толко стеснял народ, чтоб
товарыщем ево вынимать было способно, а что товарыщи ево вынут, за то он,
Алексей, брал у них пай...» [18]
На допросах многие «мошенники» обращали внимание ведших
допрос на то, что при совершении преступлений они выполняли всего лишь побочные
функции. Так, 23-летний фабричный Иван Гусев показал, что он «тому с полгода…
мошенничал и по ныне: ходя на площади и под горой с товарыщи, Большаго суконного
двора [фабричным] Тихоном Степановым сыном Бобровым, а других как зовут не
знает, токмо из салдат, всего шесть человек, вынимали оные ево товарыщи всякого
чина у людей ис карманов деньги и платки, а во сколько паймов, того за
множеством сказать не упомнит, а он, Иван, сам не вынимывал, только ходил с
ними вместе и брал пай…». Конечно, свой «пай» Гусев получал не даром [19].
Среди пойманных Каином «мошенников» выделялся 26-летний
драгун Московского драгунского «шквадрона» Тихон Петров по прозвищу «Широкий»:
он был единственным, кто состоял на военной службе. Он показал, что «в нынешнем
741-м году с осени стал он мошенничать с товарыщи, с [беглым] салдатом Тимофеем
Чичовым, Коломенского полку с [беглым] салдатом Иваном Жегалой, и ходили в
городе на площади и по сей привод, и под горой, оныя Чичов и Жегала вынимали
всякого чина у людей ис карманов денги, а он, Тихон, ходил за ними, а сам не
вынимывал, и те денги делили они вместе» [20].
Можно предположить, что он страховал своих «товарищей»: в случае возникновения опасной
для карманников ситуации он как представитель власти мог вмешаться и способствовать
ее разрешению в их пользу.
О
ловкости московских карманников, вероятно, ходили легенды. Одно из редких свидетельств
на этот счет содержится в показании 11-летнего «мошенника» Ивана Стрелкова,
пойманного Каином в марте 1744 г.: «… Он же, Иван, тому ныне шестой день, а
имянно в четверток, на Ивановской площади сошелся с товарыщем Данилой
Ечменевым, и с ним, Данилой, он, Иван, ходили в Вотчинную коллегию для мошенничества,
и в той коллегии оной Данила усмотрел незнаемо у какого афицера, как зовут не
знает, и вынял ис кармана кафтанного табакерку серебреную вызолоченную, и из
нее нюхал табак, и положил в карман по-прежнему, и того афицера ему, Ивану, он,
Данила, указал. И он, Иван, у того афицера ис кармана оную серебреную табакерку
вынял и с той табакеркою он, Иван, из Вотчинной коллегии ушел» [21].
Вероятно,
именно так «мошенники» низкой «квалификации», выполнявшие вспомогательные
функции, обучались воровскому ремеслу у более опытных товарищей. 13-летний школьник Алексей Адолимов признался,
что «знает мошенника Ивана по прозванию Корташев, которой ево, Алексея,
мошенничать выучил» [22].
В
августе 1743 г. Адалимов был пойман Каином и приведен в Сыскной приказ «с
поличным ножем да бритвой, которая без черена, которой в разных местах
мошенничает». Арестованный показал, что он «на Красной площади, и в рядах, и у
Москворецких ворот, у Соляного ряду вынимал разного чина у людей ис карманов
ножи и приносной с ним бритвой отрезывал у деревнских мужиков ножи в ножнах, и
прорезал у одного мужика мешек, вынял денег два алтына» [23].
Видимо, подобным инструментом пользовался и 20-летний фабричный Федор Яблочкин,
который «в роспросе и с подъему [на дыбу] винился, что… он, Федор, в крестные
хождении по празником у разных женок с шубок срезывал серебреные пуговицы…» [24].
В преступных
группах были также «мошенники», выполнявшие организаторские функции. Так, Кувай
признался, что он «с крестьянином Иваном Голым, да Суконного двора с ученики
Афонасьем Столяренком, Михайлой Денисовым в разныя дни в банях, а имянно
Всесвяцких, Москворецких, в Кузнецких, что за Петровским кружалом, в
Тверских-ямских у разных парельщиков крали рубахи, и порты, и штаны, а во
сколко поймов, того сказать за множеством не упомнит. И оное платье продавал
товарыщ Иван Голой, а кому продавал, того де он, Иван, не знает, только давал
им пай по гривне и по пяти копеек» [25].
Его показание подтвердил еще один «мошенник» этой группы – А.Столяр [26].
Таким образом, И. Голый занимался продажей краденого и выдавал членам преступной
группы своего рода «жалованье» — «по гривне и по пяти копеек». И в других
преступных группах были лица, которые занимались сбытом краденого и дележом
добычи [27].
Итак,
в середине XVIII в. в Москве карманные кражи совершали местные преступные
группы, состоявшие из 2—5 человек. Каждый член группы выполнял определенную
функцию: вспомогательную, целью которой было отвлечь внимание жертвы; основную,
заключавшуюся в собственно «мошенничестве»; или организаторскую, состоящую в сбыте
краденого и дележе добычи. Причем действующие в Москве группы были связаны друг
с другом.
Примечания
[1] Есипов Г.В. Ванька-Каин // Осьмнадцатый век. Кн.
3. М., 1869. С. 280—335; Анисимов Е.В. Ванька Каин: легенды и факты //
Новый журнал (Нью-Йорк). 1991. № 184—185. С. 55—84.
[2] РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д. 6210. Л. 1.
[3]
Памятники русского права. Вып. VI. М., 1957. С.
411.
[4] РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д. 6210. Л. 16об., 19, 20, 39,
58.
[5] Там же. Л. 1—1об.
[6] Там же. Л. 55об.
[7] Там же. Л. 58.
[8] Там же. Л. 49—50.
[9] Там же. Л. 32об.—33.
[10] Там же. Л. 56об.—57.
[11] Там же. Л. 74об.—75.
[12] Там же. Л. 73об.
[13] Там же. Л. 107.
[14] Там же. Л. 106об.
[15] Там же. Л. 105.
[16] РГАДА. Ф. 372. Оп. 2. Кн. 114. Л. 39об.
[17] Там же. Л. 39.
[18] РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д. 6210. Л. 98об.
[19] Там же. Л. 56об.—57, 72об.
[20] Там же. Л. 59.
[21] РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д.
1048. Л. 2об.—3.
[22] РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д. 989. Л. 2.
[23] Там же. Л. 1—2.
[24] РГАДА. Ф. 372. Оп. 2. Кн. 114. Л. 151об.
[25] РГАДА. Ф. 372. Оп. 2. Д. 6210. Л. 54об.
[26] Там же. Л. 56.
[27] Там же. Л. 72об., 73об.
