Введение в советской
общеобразовательной школе антирелигиозного воспитания вместо безрелигиозного с
1928/29 уч. г. освещено поверхностно и фрагментарно. Исследователи не проводили
анализ того, как главные инструменты учебного процесса – программы и учебники –
перерабатывались с целью антирелигиозного воспитания учащихся [1].
Цель статьи – показать, как
безрелигиозные школьные программы 1927 г. перерабатывались в антирелигиозные
программы 1929 г.
Прежде всего необходимо
разобраться в терминах. В условиях советской действительности второй половины
1920-х гг. под безрелигиозным воспитанием в школе понималось материалистическое
естественнонаучное просвещение, одной из задач которого являлось формирование
атеистического мировоззрения у школьников. Антирелигиозное воспитание
предполагало вовлечение школы в активную борьбу с религией и церковью,
воспитание у учащихся резко негативного к ним отношения.
Второй вариант школьных программ
Государственного ученого совета (ГУС), подготовленный в 1926 – 1927 гг.,
воспринимался частью педагогической общественности как следствие установки
Наркомпроса РСФСР на «безрелигиозную школу». «Если в первом варианте сильно подчеркивалась
борьба за мировоззрение и слабо борьба за навыки, – писал директор Института
методов школьной работы В.Н. Шульгин, принимавший активное участие в разработке
второго варианта [2], – то во втором чрезмерно
подчеркивалась борьба за навыки и отодвигалась борьба за мировоззрение» [3]. М.В. Крупенина, другой
известный педагог, в статье «Программы ГУСа в свете воспитательных задач школы»
отмечала: «В самом деле, если первый вариант был перегружен обществоведческим и
природоведческим материалом, то второй вариант, облегчая школу и учителя,
чрезвычайно затруднял ему антирелигиозную работу снятием, например, комплекса
«Небо и земля»» [4].
Программы ГУСа 1927 г.
представляли так называемую комплексную систему, которая во введении
определялась как «отражение связей между основными жизненными явлениями
(природа, труд, общество). Понимание этих связей является сутью образовательной
работы» [5]. Программы, представлявшие
явления в их взаимосвязи, ставили целью сформировать у школьников
материалистическое миропонимание [6]. Большое значение в этом смысле имело естествознание. В
методической записке по природоведению приводились слова Н.К. Крупской: «В деле
разрушения всяких предрассудков, суеверий и религиозности в том числе, ничто
так радикально не действует, как привычка добираться до причин явлений. Если мы
всерьез хотим вести антирелигиозную пропаганду, мы должны поставить на должную
высоту преподавание естествознания» [7].
Для I ступени (1 – 4 группы)
программы представляли сплошной комплекс, отдельные предметы не выделялись. В
программе для третьего года обучения (как в сельском, так и в городском
варианте) подтемы «Быт деревни и ее организация» (сельский) и «Культурная жизнь
города» (городской) касались вопроса «борьбы со старым семейным укладом, с
религиозными предрассудками, с суевериями» [8]. Отмечая «вредное влияние религии на здоровье» [9], программа призывала уделить
внимание борьбе с «религиозными предрассудками» при усвоении подтемы «Охрана
здоровья в семье в городе» [10].
При проработке подтемы «Земля как шар и понятие о климате» на четвертом году
обучения рекомендовалось для большего эмоционального воздействия рассказать «о
мучениках за науку» (Дж. Бруно, Г. Галилей) [11].
В программе по обществоведению
(1-й концентр городской школы II ступени) на пятом году обучения предлагалось
при сравнении жизни деревни до революции и после отметить верность церкви царю
и помещикам [12]. Программа по литературе на
пятом году обучения включала изучение басен Демьяна Бедного «Свеча», «В
церкви», «Христос Воскресе» [13]. на их проработку отводилось две недели [14].
Программа по естествознанию для
второго концентра повышенной школы (8 – 9 группы) большое внимание уделяла
эволюционной теории. В объяснительной записке к теме «Происхождение живых
существ на земле» указывалось:
«Два альтернативных объяснения противостоят здесь друг другу: религиозное и
научное. Первое основано на вере, второе – на наблюдении (в широком смысле)
конкретных фактов явлений. Здесь для учителя весьма удобный случай для
проведения антирелигиозной пропаганды» [15].
Эволюционное учение Ч. Дарвина
являлось научным базисом всей программы по естествознанию второго концентра. В
заключении делался концептуальный вывод: «Объяснив эволюцию строго
механистически (материалистически), дарвинизм тем самым освобождает человека от
цепей рабской веры в бога, являющейся тормозом не только для науки, но и для
построения новой жизни вообще» [16].
Таким образом, программы ГУСа
1927 г., делая акцент на материалистическое объяснение мира, крайне мало
касались социальной роли религии и не ставили прямую задачу воспитывать
активного борца с религией и церковью.
Но условиям начавшегося
наступления власти на церковь эти программы уже не отвечали, и некоторые
руководители Наркомпроса и другие работники образования стали указывать на
необходимость их редактирования. Так, заведующий Главсоцвосом М.С. Эпштейн
говорил на пленуме Центрального комитета Союза работников просвещения (18 – 22
сентября 1928 г.): «Теперь ставится задача оттенить в программах те моменты,
которые помогут провести в школьной практике интернациональное, антирелигиозное
и коллективистское воспитание. Эти моменты должны быть отражены не только в
программе по обществоведению, но и по всем программам» [17].
Речь шла не о коренной
переработке программ, а о внесении в них дополнительных тем. За основу брались
программы 1927 г., которыми в Наркомпросе очень дорожили. «Участие школы в том
или ином участке советского строительства должно быть отражено не через
введение в программу добавочного, непосильного для ребят материала, а в умении,
исходя из существующей программы, в которой отражены в общем и целом все
направления нашего строительства, сделать работу школы настолько гибкой, чтобы
все очередные важнейшие задачи и даже задачи второстепенные, но важные для
данного района, стали вместе с тем и непосредственными задачами школы», –
подчеркивали в Главсоцвосе [18].
13 декабря 1928 г. участники
совещания работников школы I ступени, членов ВКП(б) и ВЛКСМ, в прениях по
докладу М.С. Эпштейна «Начальная школа как она есть» обращали внимание на то,
что без насыщения программ антирелигиозным материалом учителю трудно проводить
на практике антирелигиозное воспитание [19]. В предложениях комиссии АППО МК ВКП(б) на этом
совещании говорилось о необходимости исправлений, которые должны быть внесены в
программы ГУСа по вопросам классового, интернационального и антирелигиозного
воспитания [20].
В.Н. Шульгин в статье «О школьных
программах», опубликованной в «Учительской газете» 11 января 1929 г., предлагал
выпускать не только методические записки, но и расширить обществоведческий
материал программ: «Нет этого, и трудно вести воспитательную работу; и
спрашивают учителя, как и с чем увязать... как пронизать все антирелигиозными
моментами» [21].
Известный педагог М.В. Крупенина
в статье «Программы ГУСа в свете воспитательных задач школы», опубликованной в
журнале «Коммунистическая революция», сравнивая первый (1924 г.) и второй (1927
г.) варианты программ, писала: «Мировоззренческий стержень программ должен быть
не только восстановлен, но и усилен. Частичный пересмотр программ необходим,
ибо иначе воспитательные задачи школы стоят под ударом» [22]. В том же номере журнала С.
Гривун отмечал, что «все учителя, с которыми обсуждался вопрос об
антирелигиозной пропаганде в школе, объяснили отсутствие антирелигиозной работы
в школе тем, что ни в учебнике, ни в программе нет ни звука об этом, если не
считать освещение в учебниках и программах вопроса о религиозных праздниках».
«Нужно, чтобы Наркомпрос и все методические органы восполнили пробел в
программах и учебниках по данному вопросу, – требовал С. Гривун, – нужно
добиться, чтобы эта работа носила систематический характер на протяжении всего
учебного года» [23]. Уральский педагог В. Золотавин
также возмущался по этому поводу: «Переходя к антирелигиозной работе школы,
приходится только удивляться тому безразличию, с каким относятся программы к
этому важному вопросу… На практике получается следующее: или работник
занимается «творчеством», приводящим зачастую и совершенно к нежелательным
выводам, или вовсе не включает антирелигиозного вопроса в свою работу» [24].
14 февраля 1929 г. появилось
циркулярное письмо ЦК ВКП(б) «О мерах по усилению антирелигиозной работы», где
Наркомпросу РСФСР предписывалось «взять более решительный курс по преодолению
элементов нейтрализма школы к религии, выражающегося в так называемом
безрелигиозном воспитании, поручив ему… разработав методы антирелигиозной
пропаганды в школе, внести соответствующие поправки к программам школы» [25].
7 марта, в заключительном слове
на VII съезде Союза работников просвещения, А.В. Луначарский сообщил, что на
особом совещании в Наркомпросе решили пересмотреть программы. «Но это не будет,
в сущности, пересмотр программы, – уточнил он, – никаких радикальных изменений
не будет, но будут некоторые изменения текста и некоторые детальные изменения,
которые придадут более выраженный характер программе и больше будут находиться
в соответствии с теми указаниями, которые мы даем в циркулярном письме по этому
поводу» [26].
В статье «Антирелигиозная борьба
в школе», опубликованной в «Известиях» 26 марта, он писал: «Наши программы,
которые заряжены достаточным количеством антирелигиозного духа, будут в этом
отношении несколько перередактированы для того, чтобы сгруппировать и выпуклее
установить в них точное и непосредственное направление на борьбу с религией» [27].
Но редактированием
программ дело не должно было ограничиться. «Борьба против религии должна
органически войти во все преподаваемые в школе предметы, и это должно
отразиться как на методической литературе для учителя, так и на учебниках для
детей», – говорил А.В. Луначарский 3 апреля в Академии коммунистического
воспитания [28].
Прежде всего
редактированию подверглись программы для школ I ступени (1 – 4 группы).
Программы планировалось опубликовать для обсуждения в конце марта и издать в
новой редакции к началу нового учебного года [29].
4 апреля коллегия
Наркомпроса РСФСР, заслушав вопрос о редактировании программ для школ I
ступени, постановила: «Не считая целесообразным коренной пересмотр программ
школ I ступени... предложить Главсоцвосу при выпуске нового издания программ
внести в них следующие изменения... уточнить задачи культурной революции и
классовой борьбы (...борьба с религиозными верованиями, суевериями и
предрассудками, воспитание нового человека – коллективиста, интернационалиста,
материалиста и т.п.)» [30].
В мае XIV
Всероссийский съезд Советов по докладу А.В. Луначарского «О текущих задачах
культурного строительства» постановил «в школьных программах усилить моменты
классового, интернационального и антирелигиозного воспитания» [31].
Программы, опубликованные
в июле, были представлены как «проект редакционных изменений комплексных
программ первых трех лет и новой редакции программ четвертого года школ I
ступени, разработанный Главсоцвосом РСФСР, МОНО и ЛООНО» [32]. В записке Главсоцвоса «О
предстоящей работе над программами» оговаривалось, что программу не стали
полностью перерабатывать, «чтобы не выводить из употребления ни одной уже
вышедшей в жизнь рабочей книги». Но здесь же пояснялось, что «учет требования
заострения классовых моментов в программах школы I ступени, учет требования
усиления антирелигиозного и интернационального воспитания… уже вынудили… к
более значительной перестройке четвертого года обучения. Когда же перед школой
будут поставлены в более широком масштабе вопросы политехнического образования…
перестройка программы I ступени потребует нарушения и основного комплексного
стержня ее» [33]. Проект программ способствовал,
как указывалось в предисловии, воспитанию «нового человека-коллективиста,
интернационалиста, антирелигиозника, материалиста» и был призван содействовать
вовлечению детей «в борьбу и строительство» [34].
И в городском, и в
сельском вариантах проекта программ, начиная с первого года обучения,
присутствовал антирелигиозный компонент. На первом году обучения
антирелигиозные моменты содержались в темах: «Охрана здоровья» (сельский
вариант), где рекомендовалось рассказать о «ярких случаях смерти при лечении
молитвой и святой водой» [35];
«Приготовление к зиме. Жизнь и труд зимой» (городской и сельский варианты), где
говорилось о привлечении детей к участию в антирождественской кампании [36]; «Наступление весны и весенние
работы» (городской и сельский варианты), где говорилось о привлечении детей к
участию в антипасхальной кампании [37].
На втором году
обучения: «Жизнь и труд детей летом и начало работы школы» (городской и
сельский варианты), где предлагалось подчеркнуть «бессмысленность молебнов от
засухи, борьбы с пожарами», так как «не бог и не молитвы спасают от бедствий» [38]; «Осенние работы в деревне»
(сельский вариант), где при объяснении причин урожая рекомендовалось отметить,
что урожай зависит не от бога [39]; «Охрана здоровья» (городской и сельский варианты), где
говорилось о «вреде религиозных обрядов» для здоровья [40]; «Жизнь и труд в городе зимой»,
«Жизнь и труд в деревне зимой», «Весна и весенняя работа» (городской), «Начало
весны и подготовка к весенним работам», где снова говорилось о привлечении
школьников к участию в антирождественской и антипасхальной кампаниях (в
пояснении к темам давались практические советы) [41]; «Весенние работы в деревне»
(сельский), где предлагалось порассуждать о запретах выезжать, копать, сеять
раньше определенного срока, работать в церковные праздники [42].
На третьем году обучения: «Наш
город» (городской вариант), «Деревня» (сельский), где религию связывали с
классовой борьбой («Нужно вызвать у детей враждебное отношение к религии как к
огромному социальному злу, познакомить детей с классовой сущностью религии, с
тем что служители религиозных культов сеют тьму и невежество, отвлекают
внимание трудящихся от борьбы за лучшую жизнь на земле, объединяясь с врагами
трудящихся») [43]; «Деревня и город» (сельский),
где предлагалось заострить внимание на том, как религия препятствует
«культурному развитию трудящихся» [44]; «Как живут и работают в деревне» (городской), где
подчеркивалась религиозность крестьян и то, какой «вред» она приносит
«правильному ведению сельского хозяйства» [45].
На четвертом году обучения: «От
чего зависит урожай и как его поднять?» (сельский вариант), где предлагалось
сопоставить «результаты урожаев тех земледельцев, которые надеются на бога и
плохо ведут свое хозяйство, и тех земледельцев, которые ведут свое хозяйство
хорошо, получают хорошие урожаи, но приписывают эти урожаи божьей воле» [46]; «Борьба трудящихся в царской
России и Октябрьская революция» (городской и сельский варианты), где
рекомендовалось познакомить школьников с тем, «какую роль играла в закабалении
трудящихся религия всех направлений и почему, в частности, церковь защищала и
защищает интересы помещиков и капиталистов» [47]; «Человек и земля»
(городской и сельский), где противопоставлялись религиозный и научный взгляды
на мироздание (прохождение этой темы связывалось с проведением антипасхальной
кампании) [48]. В «Итогах работы группы за 4
года» предлагалось в том числе подвести итоги того, как группа боролась с
религией [49].
Главсоцвос предлагал обсудить
указанный проект на курсах и конференциях учителей и с начала 1929/30 уч. г.
начать обучать по новой редакции программ [50].
Проект программ обсуждался в
печати и на учительских конференциях. Осенняя производственная конференция
учителей в Свердловском округе высказалась за немедленное применение проекта на
практике [51]. В. Сироткин в журнале МОНО
«Вестник просвещения» предлагал критически переработать программу Наркомпроса в
каждой школе, затем собранные материалы по переработке программ рассмотреть в
окружном отделе народного образования и окончательно доработать в облоно.
Причем в качестве одного из критериев оценки предлагалось наличие в программах
материала по антирелигиозному воспитанию [52].
Инспектор школьного отдела
Главсоцвоса И.Л. Смирнов рекомендовал каждому учителю и коллективу учителей
«взять на себя работу по детализации и конкретизации отдельных элементов
программы», причем «изучение программ и дальнейшее их совершенствование должно
идти по линии еще большего усиления в них элементов классового
коммунистического воспитания, воспитания антирелигиозного» [53].
Проект программ 1929 г. для школ
I ступени стал первым опытом создания антирелигиозных программ для
общеобразовательной школы. В отличие от программ 1927 г. в новой редакции
программ религия и церковь наиболее отчетливо представлялись в качестве врага.
Программы 1929 г., как и последующие программы, 1930 г. и 1931 г., являлись
прежде всего воспитательным инструментом и только потом образовательным, что в
1929 – 1931 гг. пагубно отразилось на качестве школьного образования, а также
провоцировало столкновения между школой и семьей на религиозной почве.
Примечания
[1] См.: Королев Ф.Ф., Корнейчик
Т.Д., Равкин З.И. Очерки по истории советской школы и педагогики. 1921 –
1931. М., 1961. С. 95–97.
[2] Эпштейн М.С.
Теоретические упражнения тов. Шульгина // Работник просвещения. 1929. № 20. С.
4.
[3] Шульгин В.Н. О программах
// Революция и культура. 1929. № 9–10. С. 32.
[4] Крупенина М.В. Программы
ГУС (а) в свете воспитательных задач школы // Коммунистическая революция. 1929.
№ 1. С. 33.
[5] Программы и методические записки
единой трудовой школы. М.; Л., 1927. Вып. 1. С. 11.
[6] Программы... М.; Л., 1928. Вып.
1. С. 63.
[7] Там же. С. 62.
[8] Программы... М.; Л., 1927. Вып.
1. С. 40, 102.
[9] Там же. С. 41.
[10] Там же. С. 91.
[11] Программы... М.; Л., 1928. Вып.
2. С. 121.
[12] Программы... М.; Л., 1927. Вып.
3. С. 39.
[13] Там же. С. 73.
[14] Там же. С. 80.
[15] Программы... М.; Л.: 1927. Вып.
5. С. 91.
[16] Там же. С. 95.
[17] Работник просвещения. 1928. №
20. С. 20.
[18] ГА РФ. Ф. А-1575. Оп. 10. Д.
428. Л. 25.
[19] Там же. Л. 269, 284.
[20] Там же. Л. 151.
[21] Шульгин В.Н. О школьных
программах // Учительская газета. 1929. № 5. С. 2.
[22] Крупенина М.В. Программы
ГУСа в свете воспитательных задач школы // Коммунистическая революция. 1929. №
1. С. 35.
[23] Гривун С. Заметки из
местного опыта к совещанию по народному образованию // Коммунистическая
революция. 1929. № 1. С. 41–42.
[24] Золотавин В. О программах
ГУСа // Просвещение на Урале. 1929. № 4. С. 68.
[25] ГА РФ. Ф. Р-5263. Оп. 2. Д. 7.
Л. 2.
[26] Луначарский А.В., Скрыпник
Н.А. Народное образование в СССР в связи с реконструкцией народного
хозяйства. М., 1929. С. 140.
[27] Цит. по: Луначарский А.В.
Почему нельзя верить в бога? М., 1965. С. 306.
[28] Там же. С. 314.
[29] ГА РФ. Ф. А-1575. Оп. 10. Д.
434. Л. 104.
[30] ГА РФ. Ф. А-2306. Оп. 69. Д.
1878. Л. 1–2.
[31] РГАСПИ. Ф. 142. Оп. 1. Д. 217.
Л. 198.
[32] Народное просвещение. 1929. № 7.
С. 38.
[33] Там же. С. 28–29.
[34] Там же. С. 38–39.
[35] Программы единой трудовой школы
первой ступени // Народное просвещение. 1929. № 7. С. 43.
[36] Там же. С. 45–46, 94–95.
[37] Там же. С. 46, 96–97.
[38] Там же. С. 49, 99–100.
[39] Там же. С. 51.
[40] Там же. С. 52, 103.
[41] Там же. С. 53–55, 104–106,
108–109.
[42] Там же. С. 56–57.
[43] Там же. С. 61, 114.
[44] Там же. С. 65.
[45] Там же. С. 119.
[46] Там же. С. 76.
[47] Там же. С. 79.
[48] Там же. С. 88–89.
[49] Там же. С. 124.
[50] Там же. С. 39.
[51] Золотавин В. Массовое учительство
о новом проекте программ ГУСа // Просвещение на Урале. 1929. № 10. С. 48.
[52] Сироткин В. Как работать
над программами школ I ступени // Вестник просвещения. 1929. № 12. С. 65.
[53] Учительская газета. 1929. № 103.
С. 2.
