История российской
еврейской общины Питтсбурга начала свой отсчет в 80-е гг. XIX в., когда в
результате политического кризиса в России, начавшегося после убийства
народовольцами императора Александра II в 1881 г. и последовавших еврейских
погромов, произошел первый большой исход еврейских беженцев в США, который
продолжался до 1917 г.
Вторая волна
эмиграции пришлась на 1945 - 1947 гг. и включила главным образом тех, кто
выжил, потеряв родных и близких и пройдя через ад нацистских концентрационных
лагерей. Согласно данным Американского еврейского комитета «Джойнт», оказавшего
помощь бывшим узникам, которые изъявили желание эмигрировать в США, в 1947 г. в
лагерях для перемещенных лиц (Displaced persons camps) на территории Европы в
ожидании визы временно находились 700 тыс. человек, около половины из которых
составляли евреи из западных районов СССР.[1]
Хотя в середине
60-х гг. небольшая группа евреев и получила разрешение уехать из СССР, следующая,
третья, волна эмиграции, поднялась лишь во второй половине 70-х гг. и
продолжалась до начала 80-х гг. В 1979 г., например, «Джойнт» помог 51 663
евреям из СССР, находившимся в Вене и Риме в ожидании визы на въезд в США.[2]
И, наконец,
последний, крупнейший исход евреев из России, который сегодня принято называть
четвертой волной эмиграции, произошел в 1988 - 1993 гг., в период завершения
перестройки и распада СССР, когда М.С. Горбачев, его первый и последний
президент, широко открыл двери для выезда евреев.
В США опубликованы многочисленные документы и
статистические сведения, периодические издания и исследования, содержащие
общую, зачастую противоречивую, информацию об эмиграции, в том числе о
еврейской из России, в крупнейшие американские города. Однако история
российской еврейской колонии в Питтсбурге остается все еще слабо изученной.[3]
Настоящая статья
является попыткой сравнительно-исторического анализа первой и четвертой волн
эмиграции, опыта их адаптации в новой экономической и культурно-лингвистической
среде США на примере Питтсбурга (штат Пенсильвания). Такой анализ исторического
опыта двух поколений эмиграции помогает лучше понять то, что в американской
социологии принято называть «плавильным котлом», формирующим американскую
нацию.
Политическая
нестабильность, издевательства властей, погромы и страх за свое будущее
побудили тысячи российских евреев покинуть свою родину в период между 1882 и
1917 гг. Только за три с половиной года
(октябрь 1882 - апрель 1886 гг.) в США эмигрировало 50 тыс. человек. Их число
особенно возросло в период между маем 1886 г. и декабрем 1897 г., когда в США
прибыло более 90 тыс. человек. Кульминацией первого исхода стал период с января
1888 по май 1889 гг., когда в порты США прибывало ежемесячно около 26 тыс. евреев
из России.[4] Их общее число в 1899 - 1924 гг. составило
258 983 человека, из них 91,5 % осело в северо-западных, средне-западных и
западных штатах. Вновь прибывшие опасались жить на юге США, где ощущалась
открытая неприязнь к иностранцам, особенно к евреям и католикам.[5]
Вот почему подавляющее их большинство поселилось на Восточном побережье.
Уже в 1900 г. 56,9
% этих «новых американцев» нашли работу в промышленности, 20,6 % - в торговле,
8 % - в сфере услуг, 7 % - в религиозных и общественных организациях, 1,7 % -
на транспорте и в системе коммуникаций, 0,5 % - в сельском хозяйстве, рыбной и
добывающей промышленности, 2,6 % - в системе образования.[6]
Вновь прибывшие отличались готовностью к самоусовершенствованию, традиционно
являющемуся важным источником социальной мобильности в США. Те, кто прибыл в
Питтсбург из России, поселились в кварталах, расположенных на холмах,
окружающих Центральную авеню. Их соседями здесь стали евреи, эмигрировавшие из
Германии.[7]
До начала 80-х гг.
75 % эмигрантов, поселивших в Западной Пенсильвании, прибыло из Северной
Европы, и только 25% - из Восточной и Южной Европы. Начиная с 1882 г. это
соотношение стало меняться. Между 1890 и 1900 гг. число эмигрантов из
славянских стран практически удвоилось. Приток евреев-эмигрантов в Питтсбург
трудно проследить в первую очередь потому, что до 1898 г. правительство США не
включало в перепись населения вопрос о национальной принадлежности «новых
американцев». Все эмигранты, прибывшие в США из Российской империи, за
исключением поляков, регистрировались как «русские», в то время как 43 % из их
числа составляли евреи и только 5% - русские, включая также белорусов. По
неполным данным, в 1920 г. в Пенсильвании проживало около 20 тыс. выходцев из
России.[8]
В 1968 г.
питтсбургское отделение Общеамериканской организации еврейских женщин
осуществило “Oral History Project”, результатом которого стала коллекция
воспоминаний евреев-эмигрантов, прибывших в Питтсбург из различных стран, в том
числе и из России, начиная с 1900 г. Анкеты, включавшие 79 вопросов,
объединенных в 14 разделов, давали участникам этого необычного исследования
возможность рассказать о своей жизни в России, об эмиграции в США и том личном
опыте, через который все они прошли по прибытии в новую страну.
Структура анкеты
была следующей:
1. Ваша жизнь в
Европе - 10 вопросов,
2. Причины
эмиграции из Европы – 3 вопроса,
3. Ваши
воспоминания о прибытии в США – 8 вопросов,
4. Ваши первые
годы жизни в США – 3 вопроса,
5. Ваш первый дом
в Питтсбурге – 3 вопроса,
6. Выполняемая
работа в Питтсбурге – 9 вопросов,
7. Ваш новый
культурный и общеобразовательный опыт, приобретенный в Питтсбурге - 9 вопросов,
8. Ваша духовная
жизнь в Питтсбурге – 4 вопроса,
9. Проблемы вашего
здоровья в Питтсбурге – 2 вопроса,
10. Организации,
которые помогли вам начать жизнь в Питтсбурге – 6 вопросов,
11. Дружеские
отношения, которые помогли вам начать жизнь в Питтсбурге – 6 вопросов,
12. Ваша
политическая активность – 4 вопроса,
13. Ваша семейная
жизнь – 8 вопросов,
14. Воспитание
детей – 4 вопроса.
Анализ анкет
позволяет заключить, что большинство эмигрантов, поселившихся в Питтсбурге в
период между 1900 и 1917 гг., еще в России получило только еврейское
образование, поскольку другие школы оставались или недоступными для них, или
просто не существовали в тех местечках, где они жили.[9]
Почти все
опрошенные указывали на тот факт (расцененный как сенсационный), что по
прибытии в США они стали менее религиозными и даже старались внутренне
«восстать» против традиций и привычек, принесенных ими из в жизни в еврейских
поселках, местечках и кварталах российских городов.[10]
Этим, вероятно, объясняется и широкий спектр ответов, относящихся к их
религиозной жизни в Питтсбурге: от эпизодического посещения синагоги, до
регулярного, со строгим соблюдением законов и правил кошрута и празднованием
всех религиозных праздников. В то же время абсолютно все участники
анкетирования в своих ответах писали, что они гордятся тем, что они принадлежат
к евреям и исповедуют иудаизм.[11]
Все вновь
прибывшие влились в конгрегации многочисленных синагог города, хотя большинство
из них все же не стало активными их членами. Многие нередко даже забывали о
требованиях иудаизма. Например, вопреки религиозному запрету работать по
праздникам и субботам, значительное число опрошенных честно признавалось в
нарушении этой тысячелетней традиции.[12]
Такие «бунтари» вообще не соблюдали кошрута и многих других требований
иудаизма.
Представители
первого поколения еврейской эмиграции из России не отличались и щедростью своих
пожертвований, что также шло в разрез с иудаистской нормой. Так, получая по
прибытии в США значительную помощь от различных еврейских филантропических и
религиозных организаций Питтсбурга (не только финансовую, но и в виде курсов
английского языка, разнообразных лекций и других культурно-образовательных
мероприятий через фонд семьи Кауффман), эти эмигранты, начав работать, не
спешили открывать свои кошельки, чтобы помочь другим.[13]
Некоторые «новые
американцы», спеша оторваться от религии и раствориться в новой социальной
среде, стремились вообще оградить своих детей от какого-либо религиозного
образования. Такого рода «атеизм» особенно заметен, когда перелистываешь
пожелтевшие страницы газеты еврейской общины “The Jewish Criterion”, и прежде
всего - раздел объявлений, многие из которых прямо противоречили иудаизму.
Например, газета широко рекламировала некошерные рестораны и в канун Рождества
призывала своих читателей не забывать покупать подарки в универмаге,
принадлежащем уже упомянутой семье Кауффман.[14]
Хотя большинство
эмигрантов было выходцами из небольших еврейских местечек и никогда не жило в
городах, они, как явствует из анкет, не были поражены благами городской жизни.[15]
Все отвечавшие писали, что они счастливы воссоединиться с родственниками,
однако сам город не произвел на них сильного впечатления. Возможно, многие к
моменту приезда имели свое представление о городе, которое противоречило тому,
что они увидели в индустриальном Питтсбурге, в те годы - центре сталелитейной
промышленности США, прокопченном дымом от многочисленных заводов.
Из анкет следует,
что до революции 1917 г. подавляющее большинство евреев из местечек, являвших
собой замкнутые коммуны, не имело каких-либо контактов с неевреями, кроме чисто
деловых.[16]
Существовавшая в России государственная дискриминация еврейского населения,
равно как унижения и надругательства со стороны части русского и других
народов, естественно, формировало недружелюбное, а зачастую даже враждебное
отношение к неевреям, особенно среди тех, чьи родственники стали жертвами
погромов. По прибытии в Питтсбург отношение к неевреям стало коренным образом
меняться. И хотя большинство вновь прибывших и поселилось в еврейских кварталах
города, скоро они установили хорошие взаимоотношения с представителями других
религий, перешедшие для многих в дружбу, продолжавшуюся десятилетиями.[17]
Иначе обстояло
дело в области смешанных браков. Национальная разобщенность в России вела к
тому, что такие браки являлись не только крайне редкими, но и осуждаемыми как
евреями, так и неевреями. Естественно, что подавляющее большинство анкетируемых
негативно реагировало на смешанные браки.[18]
Такое отношение, на наш взгляд, противоречило тому обстоятельству, что
большинство эмигрантов, поселившихся в Питтсбурге, не были людьми религиозными.
Особый интерес
вызывает позиция первого поколения эмигрантов в вопросах воспитания и обучения
детей. В США они столкнулись с фактом, что американцы были менее строги с
детьми, давали им больше свободы, чем в России. Это, отмечали анкетируемые,
заставило многих пересмотреть свое отношение к воспитанию детей. С оглядкой на
американские семьи они стали воспитывать детей совсем не так, как их самих
воспитывали в России их родители.[19]
Любой эмигрант,
навсегда покинувший свою родину, проходит через длительный и нередко
болезненный период адаптации - к месту жительства и его языковой среде, к
новому социальному статусу, такому, например, как «новый американец», и новой
социальной среде. Для большинства представителей первой волны эмиграции в
Питтсбурге этот нелегкий процесс занял около пяти лет.
Для эмигранта в новой
стране крайне важно не чувствовать себя изгоем, оказавшимся на задворках
общества. Те, кто приехал в Питтсбург в период между 1882 – 1917 гг., указывали
в своих ответах, что с самого начала чувствовали себя прекрасно в новой среде и
никогда не ощущали никакой дискриминации или дискомфорта в США.[20]
Одной из причин их довольно легкой адаптации стало то, что они влились в поток
эмиграции, хлынувший в США из Европы в 1880 – 1890-е гг. Всех этих «искателей
счастья» объединяло общее видение Америки как страны безграничных возможностей
как для себя, так и для своих детей. В США, в этом, как любят говорить сами
американцы, огромном «плавильном котле», все эмигранты быстро начинали
чувствовать себя частью того, что принято называть американской нацией.
Иной выглядит
ситуация с последней, четвертой, волной эмиграции из России, первые
представители которой стали прибывать в Питтсбург в 1998 г.
Авторы попросили
эмигрантов этого поколения ответить на вопросы тех же анкет, которые более
тридцати лет назад заполняли остававшиеся еще в живых представители первой
волны для “Oral History Project”. Всего дали ответы 100 человек. Воспоминания
тех, кто недавно переселился в США, раскрывают все сложности процессов
экономической, психологической, лингвистической и культурной адаптации, через
которые прошли новые члены российской еврейской общины Питтсбурга.
Начать следует с
того, что те американцы, которых многочисленные синагоги Питтсбурга в конце
80-х гг. отправляли в аэропорт встречать беженцев из России, ожидали «увидеть людей,
которые хотя бы в какой-то степени напоминали висевшие в их домах портреты
родственников, прибывших в США из маленьких еврейских местечек» в конце XIX – начале XX вв. Более того,
они ожидали, что «вновь прибывшие будут безумно благодарны им и за совет, и за
помощь».[21]
Однако реальность
была иной: бывшие граждане СССР не приезжали со слезами умиленья на глазах,
смиренно опустив головы и держа шапки в руках. В подавляющем большинстве это
были хорошо образованные специалисты с опытом работы в различных отраслях
народного хозяйства. Многие из них проживали в больших и средних городах
Российской Федерации, Украины и Белоруссии, немало было москвичей и
ленинградцев. К тому же по дороге в США, ожидая въездную визу, им пришлось
пожить от нескольких месяцев до года и больше в Австрии и Италии.[22]
Самих же вновь
прибывших удивлял вид из окон автомашин, уносивших их из Питтсбургского
аэропорта в новую, неизведанную жизнь: и вправду оказалось, что Америка –
страна одноэтажная и подавляющее большинство жителей Питтсбурга живет не в
квартирах, как в городах бывшего СССР и многих стран Европы, а в частных домах.
И многим другим
евреи-эмигранты четвертого поколения отличались от тех, кто прибыл в США в
конце XIX – начале XX вв. Сам стиль жизни в СССР ломал барьеры между людьми
различных вероисповеданий и национальностей. Так, начиная с конца 20-х гг., в
результате развернувшейся в СССР «культурной революции» в стране были закрыты
все религиозные школы, в том числе и еврейские. К тому же в эти первые
«романтические годы» советской истории многие еврейские юноши и девушки,
вдохновленные обещаниями большевистской партии построить лучшую жизнь для всех
трудящихся, устремились из местечек в большие индустриальные центры, чтобы
своей работой и учебой (многие из них стали студентами рабфаков) помочь ей
быстрее построить обещанное ею светлое будущее. В условиях индустриализации
сама жизнь толкала еврейскую молодежь, как и молодых представителей других
национальностей и вероисповеданий, к духовной, культурной и лингвистической ассимиляции,
основанной на общности русского языка и нарождающейся социалистической
культуры. Эта ассимиляция поддерживалась и государством, провозгласившим
русский язык государственным языком СССР.
Вновь прибывшие
эмигранты жили и работали в СССР в самом тесном контакте с представителями
других народов и вероисповеданий.[23]
В конце XX в. в СССР более уже не существовало никаких замкнутых коммун,
основанных на какой–либо национальной или религиозной принадлежности. Отношения
дружбы между представителями разных народов и религий, а также многочисленные
смешанные браки стали нормой жизни. Вот почему и в США для них не представляло
большой трудности начать жизнь и завязать отношения в новых этнических
условиях.
Коренным образом
изменилось отношение к смешанным бракам. Подавляющее большинство тех, кто
принял участие в анкетировании, писали о том, что национальность и религия не
играют большой роли в семейной жизни, хотя и отмечали иногда, что возникает
«меньше проблем», если партнеры «равны».[24] Опрос показал также, что каждый эмигрант
имеет хотя бы одного члена семьи, родственника или знакомого, женатого на
представителе другой религии или национальности. Воспитанные в СССР в духе
атеизма, они искренне верят, что любовь и преданность, а не религия, определяют
счастье в семейной жизни.
Менее однозначны
взгляды представителей четвертого поколения на воспитание детей, поскольку
многие имеют детей, родившихся в СССР и приехавших в Питтсбург с опытом
посещения детского сада или даже учебы в одном или двух классах советской школы.
Большинство родителей смущает то обстоятельство, что их дети, как им кажется,
оказались между двух культур - русской и американской.[25]
Часто проблемой
для родителей становится выбор позиции, какую следует занять в воспитании
детей: какие общечеловеческие ценности особенно важны в новой жизни и надо ли
вообще поощрять культурный плюрализм в детях. Они уже не могут подходить к
вопросам воспитания с мерками и идеалами, продолжающими доминировать в их
сознании после лет, прожитых в СССР. В поиске ответов на эти вопросы родители
чаще, чем сто лет назад представители первого поколения эмиграции, стремятся
дать своим детям еврейское образование, то есть то, чего сами они были лишены в
СССР.[26]
Наблюдая за воспитанием детей в американских семьях, эти родители, сами
выросшие в условиях авторитарной системы, предоставляют своим детям больше
свободы выбора и зачастую менее строги, чем были их собственные родители.
Интересно
отношение четвертого поколения эмигрантов из России к религии. Подавляющее
большинство из них с детства было насильственно оторвано от религии. Вот почему
многие, особенно представители старших поколений, стараются «открыть» для себя
религию. Нельзя сказать, что все они становятся ортодоксами, однако многие, в
отличие от первого поколения эмиграции, стремятся узнать как можно больше об
иудаизме и приобщиться к религиозной жизни.[27]
Все, как и
представители первой волны, стали членами местных синагог, которые они посещают
периодически по субботам и всегда в дни таких больших религиозных праздников,
как, например, Йом Копур. Эти люди с удовольствием участвуют и программах по
изучению религии, предлагаемых Питтсбургским еврейским коммунальным центром
(JCC).[28]
В синагоге “Beth Shalom” более 10 лет существует клуб «Новые американцы», а в
1990 г. многие супружеские пары, прожившие вместе много лет и имеющие детей,
«возобновили» свой брак через массовую религиозную церемонию в синагоге “Tree
of Life”.
Не только
родители, но и их дети учатся следовать религиозным заветам, посещая еврейские
школы Питтсбурга и проводя лето в еврейских лагерях. Дети активно участвуют в
жизни религиозных конгрегаций, которые готовят их к Бар и Бат Мицвах (еврейское
религиозное совершеннолетие).
Четвертое
поколение, таким образом, значительно более активно в религии, чем евреи из России,
поселившиеся в Питтсбурге столетие назад. И даже те из них, кто вынужден
работать по субботам, никогда не работают в дни больших религиозных праздников.[29]
Еврейская
эмиграция конца XX в. более щедра в благотворительных пожертвованиях. Все
согласившиеся участвовать в анкетировании отмечали, что они регулярно дают
деньги в различные еврейские благотворительные фонды.[30]
Проблема адаптации
для четвертого поколения не стала менее острой. Многие анкетируемые указывали,
например, что часто ощущают себя «чужими» в новой для них среде, что они
нередко встречают откровенную недоброжелательность именно потому, что они
«другие» или потому, что не говорят свободно по-английски.[31]
Объясняется это
тем, что в период между первой и четвертой волнами еврейской эмиграции изменения
в эмиграционном законодательстве, значительно усложнившие и ограничившие
эмиграцию в США, повлекли за собой меньшую открытость американцев к чуждой для
них эмигрантской среде и культуре. Определенную роль продолжают играть и
сохранившиеся в общественном сознании стереотипы Холодной войны. Сегодня часть
населения США, по сравнению с временами столетней давности, менее радушно
относится к вновь прибывающим, особенно если они с трудом владеют английским
языком.[32]
Что же касается самих эмигрантов, взрослые, оторванные от привычной для них
культуры, ощущают лингвистические и психологические барьеры, приспосабливаясь к
новой жизни в США (у детей этот процесс проходит намного быстрее и легче).
Как и столетие
назад, эта адаптация обязательно включает посещение курсов английского языка, а
также лекций, концертов и театральных представлений, приглашения в американские
семьи на общеамериканские и религиозные праздники. И те, кто участвовали в
анкетировании, проведенном в 1968 г., и эмигранты четвертого поколения
указывали, что они регулярно читали и читают “The Pittsburgh Post” или, как она
называется сейчас, “The Pittsburgh Post-Gazette”.
Конечно, успех
адаптации последней волны во многом зависит от ее трудоустройства. По сравнению
с первым поколением эмигрантов, начисто лишенным каких-либо амбиций, в массе
приехавшим в США без какого-либо специального образования и, как уже
отмечалось, довольно быстро нашедшим работу в основном в кустарной
промышленности и торговле, четвертое поколение всеми силами стремится устроиться
по специальности, приобретенной в советских вузах. Неоценимую помощь в
трудоустройстве оказывает им JCC и одно из его подразделений – «Центр
профессионального развития» (“Career Development Center”). Как явствует из
анкет, большинству респондентов после 8 – 12 месяцев поисков все же удалось
найти первую работу по специальности. Другим же пришлось переквалифицироваться,
получить новое образование, снова на несколько лет сесть на студенческую
скамью, а выпускникам советских медицинских вузов вести многолетнюю, и не для
всех успешную, борьбу за получение лицензии, дающей право работать
врачами.
Таким образом,
последняя волна евреев-эмигрантов, являясь более ассимилированной и выросшей в
культурной и языковой среде бывшего СССР, во многом отлична от представителей
эмиграции из России конца XIX - начала XX вв. Гигантская трансформация всего
российского общества, начатая большевистской революцией, повлекла за собой
глубокие изменения и в жизни российского еврейства. Поэтому опыт приспособления
к жизни в США четвертого поколения еврейской эмиграции из России столь сильно
отличается от того, что испытали и через что прошли представители первого
поколения. Впрочем, в том и другом поколениях было немало тех, кто так и не
смог изменить себя и по-настоящему влиться в жизнь российской еврейской общины
Питтсбурга, оставшись сторонними и пассивными наблюдателями.
Примечания:
[1]
http://www. jdc.org.org/about/history.htm
[2]
Там же.
[3] См: Blum A.V. Jewish Problem Under Soviet
Censorship, 1917 - 1991.
St.
Petersburg, 1996; Govorchin G. From
Russia to America with Love: A Study of Russian Immigrants to the United
States. Pittsburgh, 1993; Pogroms: Anti-Jewish Violence in Modern Russian
History. Cambridge, 1992; Malia M.
Russia Under Western Eyes: From the Bronze Horseman to the Lenin Mausoleum.
Cambridge, 2000; We Are Leaving Mother Russia: Chapters in the Russian-Jewish
Experience. Cincinnati, 1990; Orleck A. The Soviet Jewish Americans. Westport, 1999;
Simon R. In the Golden Land: A
Century of Russian and Soviet Jewish Immigration to America. Westport, 1997; и
др.
[4] Govorchin
G. Op. cit. P. 82.
[5] Simon R. Op. cit.
P. 30.
[6] Bodnar J., Simon R.,
Weber M., eds. Lives of Their Own: Blacks, Italians, and Poles in
Pittsburgh, 1900 - 1960. Chicago, 1983. P. 24.
[7]
http:/www.nauticom.net
[8] Интерью, взятые авторами у
представителей четвертой волны русской еврейской эмиграции, проживающих в
Питтсбурге (Individuals interviewed by authors)(далее – IBA).
[9] Archives of Industrial Society, Pittsburgh PA. National
Council of Jewish Women. Oral History Project. Vol. 1 (1968) (далее – OHP).
[10] Там же.
[11] Там же.
[12]
Там же.
[13]
Jewish Criterion. 1911. December.
[14]
OHP.
[15]
Там же.
[16] Там же.
[17] Там же.
[18] Там же.
[19] Там же.
[20]
Там же.
[21]
Simon R. Op. cit. P. 74.
[22] IBA.
[23] Там же.
[24] Там же.
[25] Там же.
[26]
Jewish Exponent. 1995. April. P. 8.
[27]
IBA.
[28]
Jewish Bulletin. 1994. September. P. 3.
[29] Там же.
[30]
Там же.
[31]
US Department of Justice, Immigration and Naturalization Services. An Immigrant
Nation: United States Regulation of Immigration, 1798 – 1991. P. 20.